Неточные совпадения
Христианское мессианское
сознание не может быть утверждением того, что один лишь русский народ имеет великое религиозное призвание, что он один — христианский народ, что он один избран для христианской судьбы и христианского удела, а все остальные народы —
низшие, не христианские и лишены религиозного призвания.
Быть может, вершины бытия трансцендентны для нашего
низшего, болезненного, вторичного
сознания и имманентны для
сознания высшего, здорового, первичного.
Дисциплина и условие ее — субординация только приятно, как всякие обзаконенные отношения, — когда она основана, кроме взаимного
сознания в необходимости ее, на признанном со стороны
низшего превосходства в опытности, военном достоинстве или даже просто в моральном совершенстве; но зато, как скоро дисциплина основана, как у нас часто случается, на случайности или денежном принципе, — она всегда переходит с одной стороны в важничество, с другой — в скрытую зависть и досаду и, вместо полезного влияния соединения масс в одно целое, производит совершенно противоположное действие.
Но бывают времена, когда открывшаяся сначала некоторым людям высшая против прежней степень
сознания истины, равномерно переходя от одних к другим, захватывает такое большое количество людей, что прежнее общественное мнение, основанное на
низшей степени
сознания, начинает колебаться и новое уже готово установиться, но еще не установилось.
Изведав опытом, под влиянием христианского воздействия, тщету плодов насилия, люди иногда в одном, иногда через несколько поколений утрачивают те пороки, которые возбуждаются страстью к приобретению власти и богатства, и, становясь менее жестокими, не удерживают своего положения и вытесняются из власти другими, менее христианскими, более злыми людьми и возвращаются в
низшие по положению, но высшие по нравственности слои общества, увеличивая собой средний уровень христианского
сознания всех людей.
Пародия была впервые полностью развернута в рецензии Добролюбова на комедии «Уголовное дело» и «Бедный чиновник»: «В настоящее время, когда в нашем отечестве поднято столько важных вопросов, когда на служение общественному благу вызываются все живые силы народа, когда все в России стремится к свету и гласности, — в настоящее время истинный патриот не может видеть без радостного трепета сердца и без благодарных слез в очах, блистающих святым пламенем высокой любви к отечеству, — не может истинный патриот и ревнитель общего блага видеть равнодушно высокоблагородные исчадия граждан-литераторов с пламенником обличения, шествующих в мрачные углы и на грязные лестницы
низших судебных инстанций и сырых квартир мелких чиновников, с чистою, святою и плодотворною целию, — словом, энергического и правдивого обличения пробить грубую кору невежества и корысти, покрывающую в нашем отечестве жрецов правосудия, служащих в
низших судебных инстанциях, осветить грозным факелом сатиры темные деяния волостных писарей, будочников, становых, магистратских секретарей и даже иногда отставных столоначальников палаты, пробудить в сих очерствевших и ожесточенных в заблуждении, но тем не менее не вполне утративших свою человеческую природу существах горестное
сознание своих пороков и слезное в них раскаяние, чтобы таким образом содействовать общему великому делу народного преуспеяния, совершающегося столь видимо и быстро во всех концах нашего обширного отечества, нашей родной Руси, которая, по глубоко знаменательному и прекрасному выражению нашей летописи, этого превосходного литературного памятника, исследованного г. Сухомлиновым, — велика и обильна, и чтобы доказать, что и молодая литература наша, этот великий двигатель общественного развития, не остается праздною зрительницею народного движения в настоящее время, когда в нашем отечестве возбуждено столько важных вопросов, когда все живые силы народа вызваны на служение общественному благу, когда все в России неудержимо стремится к свету и гласности» («Современник», 1858, № XII).
«Великое учение о непрерывности, — говорит он, — не позволяет нам предположить, чтобы что-нибудь могло явиться в природе неожиданно и без предшественников, без постепенного перехода; неоспоримо, что
низшие позвоночные животные обладают, хотя и в менее развитом виде, тою частью мозга, которую мы имеем все основания считать у себя самих органом
сознания.
Поэтому мне кажется очень вероятным, что
низшие животные обладают
сознанием в мере, пропорциональной степени развития органа этого
сознания, и что они переживают, в более или менее определенной форме, те же чувства, которые переживаем и мы».
Вся истинная жизнь человеческая есть не что иное, как постепенный переход от
низшей, животной природы к всё большему и большему
сознанию жизни духовной.
По сравнению с мышлением
низшею формою религиозного
сознания является то, что обычно зовется «верою» и что Гегель характеризует как знание в форме «представления» (Vorstellung): на ней лежит печать субъективности, непреодоленной раздвоенности субъекта и объекта.
У Юма она имела субъективно-человеческое значение — «быть для человека», у Беркли получила истолкование как действие Божества в человеческом
сознании; у Гегеля она была транспонирована уже на язык божественного бытия: мышление мышления — само абсолютное, единое в бытии и
сознании [К этим общим аргументам следует присоединить и то еще соображение, что если религия есть
низшая ступень философского
сознания, то она отменяется упраздняется за ненадобностью после высшего ее достижения, и только непоследовательность позволяет Гегелю удерживать религию, соответствующую «представлению», в самостоятельном ее значении, рядом с философией, соответствующей «понятию».
Можно считать такое обожествление собирательного понятия логическим фетишизмом и видеть в нем
низшую ступень религиозного
сознания, но нельзя отвергать религиозных черт, ему присущих.
Для личности характерно, что она не может быть самодовлеющей и самодостаточной, для её существования необходимо другое, высшее, равное и
низшее, без этого невозможно
сознание различения.
Но этот разум не есть божественный Логос, это разум средне-нормального, социализированного
сознания, которое приспособляется к среднему духовному уровню и к
низшей ступени духовной общности людей.
И потому человек так стремится забыться, потерять
сознание в экстазе, опьянении, если не высшего, то
низшего порядка.
Психопатология и психология знают бессознательное в
низших его формах и
сознание, но не знают сверхсознательного и даже не различают между подсознательным и сверхсознательным.
Но как животному для того, чтобы перестать страдать, нужно признавать своим законом не
низший закон вещества, а закон своей личности и, исполняя его, пользоваться законами вещества для удовлетворения целей своей личности, так точно и человеку стоит признать свою жизнь не в
низшем законе личности, а в высшем законе, включающем первый закон, — в законе, открытом ему в его разумном
сознании, — и уничтожится противоречие, и личность будет свободно подчиняться разумному
сознанию и будет служить ему.
Животное страдало бы и видело бы в этом состоянии мучительное противоречие и раздвоение. То же происходит и с человеком, наученным признавать
низший закон своей жизни, животную личность, законом своей жизни. Высший закон жизни, закон его разумного
сознания, требует от него другого; вся же окружающая жизнь и ложные учения удерживают его в обманчивом
сознании, и он чувствует противоречие и раздвоение.
В религиозном
сознании Индии Божество не раскрылось еще миру Троичностью своих Ликов — это
низшая стадия откровения.
Но теософическое
сознание, как и
сознание православное, понимает, что этот природный порядок есть результат погружения человека в
низшие сферы бытия, инволюции в материю, чего не понимает натуралистически-эволюционное
сознание.
Научность (не наука) есть рабство духа у
низших сфер бытия, неустанное и повсеместное
сознание власти необходимости, зависимости от мировой тяжести.
Ибо то, что с точки зрения наблюдения, разум и воля суть только отделения (sécrétion) мозга, и то, что человек, следуя общему закону, мог развиться из
низших животных в неизвестный период времени, уясняет только с новой стороны тысячелетия тому назад признанную всеми религиями и философскими теориями, истину о том, что с точки зрения разума человек подлежит законам необходимости, но ни на волос не подвигает разрешение вопроса, имеющего другую, противоположную сторону, основанную на
сознании свободы.